Несколько раз принимался я за ежедневные записки, и всегда
отступался из лености; в 1821 году начал я свою биографию, и
несколько лет сряду занимался ею. В конце 1825 года, при
открытии несчастного заговора, я принужден был сжечь сии записки.
Не могу не сожалеть о их потере; я в них говорил о людях,
кот.<орые> после сделались историческими лицами, с откровенностию
дружбы или короткого знакомства. Теперь некоторая театральная <?>
торжественность их окружает и, вероятно, будет действовать на
30 мой слог и образ мыслей.
За то буду осмотрительнее в своих показаниях и если записки
будут менее живы, то более достоверны.
[Избрав] себя лицом, около которого постараюсь собрать
другие, более достойные замечания, скажу несколько слов о моем
происхождении.
————
311
Мы ведем свой род от прусского выходца Радши или Рачи
(мужа честна, говорит летописец, т. е. знатного, благородного),
выехавшего в Россию во время княжества св. Александра
Ярославича Невского. От него произошли Мусины, Бобрищевы, Мятлевы,
Поводовы, Каменские, Бутурлины, Кологривовы, Шерефединовы
и Товарковы. Имя предков моих встречается поминутно в нашей
истории. В малом числе знатных родов, уцелевших от [кровавых
опал царя Ивана Васильевича Грозного, историограф именует и
Пушкиных. Григорий Гаврилович Пушкин принадлежит к числу
10 самых замечательных лиц в эпоху самозванцев. Другой Пушкин,
во время междуцарствия, начальствуя отдельным войском, один с
Измайловым, по словам Карамзина, сделал честно свое дело.
Четверо Пушкиных подписались под грамотою о избрании на царство
Романовых, а один из них, окольничий] Матвей Степанович, под
соборным деянием об уничтожении местничества (что мало делает
чести его характеру). При Петре I сын его, стольник Федор
Матвеевич, уличен был в заговоре противу государя и казнен вместе
с Цыклером и Соковниным. Прадед мой, Александр Петрович был
женат на меньшой дочери графа Головина, первого Андреевского
20 кавалера. Он умер весьма молод, в припадке сумасшедствия, зарезав
свою жену, находившуюся в родах. Единственный сын его,
Лев Александрович, служил в артилерии, и в 1762 году, во время
возмущения, остался верен Петру III. Он был посажен в крепость
и выпущен через два года. С тех пор он уже в службу не вступал,
и жил в Москве и в своих деревнях.
Дед мой был человек пылкий и жестокий. Первая жена его,
урожденная Воейкова, умерла на] соломе, заключенная им в
домашнюю тюрьму, за мнимую или настоящую ее связь с французом.
бывшим учителем его сыновей, и которого он весьма феодально
30 повесил на черном дворе. Вторая жена его, урожденная Чичерина,
довольно от него натерпелась. Однажды велел он ей одеться и
ехать с ним куда-то в гости. Бабушка была на сносях и
чувствовала себя нездоровой, но не смела отказаться. Дорогой она
почувствовала муки. Дед мой велел кучеру остановиться, и она в
карете разрешилась — чуть ли не моим отцом. Родильницу
привезли домой полумертвую и положили на постелю всю
разряженную и в брилиантах. Всё это знаю я довольно темно. Отец мой
никогда не говорит о странностях деда, а старые слуги давно
перемерли.
40 Родословная матери моей еще любопытнее. Дед ее был негр,
312
сын владетельного князька. Русский посланник в Константинополе
как-то достал его из сераля, где содержался он аманатом, и
отослал его Петру Первому вместе с двумя другими арапчатами.
Государь крестил маленького Ибрагима в Вильне в 1707 году, с
польской королевою, супругою Августа, и дал ему фамилию
Ганибал. В крещении наименован он был Петром, но как он плакал
и не хотел носить нового имени, то до самой смерти назывался
Абрамом. Старший брат его приезжал в Петербург, предлагая за него
выкуп. Но Петр оставил при себе своего крестника. До 1716 году
10 Ганибал находился неотлучно при особе государя, спал в его
токарне, сопровождал его во всех походах; потом послан был в
Париж, где несколько времени обучался в военном училище,
вступил во французскую службу, во время испанской войны, был в
голову ранен в одном подземном сражении (сказано в рукописной
его биографии), и возвратился в Париж, где долгое время жил в
рассеянии большого света. Петр I неоднократно призывал его к
себе, но Ганибал не торопился, отговариваясь под разными
предлогами. Наконец государь написал ему, что он неволить его не
намерен, что предоставляет его доброй воле возвратиться в
20 Россию или остаться во Франции, но что во всяком случае он
никогда не оставит прежнего своего питомца. Тронутый Ганибал
немедленно отправился в Петербург. Государь выехал к нему на встречу
и благословил образом Петра и Павла, который хранился у его
сыновей, но которого я не мог уж отыскать. Государь пожаловал
Ганибала в Бомбардирскую роту Преображенского полка капитан-лейтенантом.
Известно, что сам Петр был ее капитаном. Это было
в 1722 году.
После смерти Петра Великого судьба его переменилась.
Меншиков, опасаясь его влияния на императора Петра II, нашел
30 способ удалить его от двора. Ганибал был переименован в маиоры
тобольского гарнизона и послан в Сибирь с препоручением
измерить Китайскую стену. Ганибал пробыл там несколько времени,
соскучился и самовольно возвратился в Петербург, узнав о
паденьи Меншикова и надеясь на покровительство князей
Долгоруких, с которыми был он связан. — Судьба Долгоруких известна.
Миних спас Ганибала, отправя его тайно в Ревельскую деревню,
где и жил он около десяти лет в поминутном беспокойстве. До
самой кончины своей он не мог без трепета слышать звон
колокольчика. Когда императрица Елисавета взошла на престол, тогда
40 Ганибал написал ей евангельские слова: помяни мя, егда приидеши
313
во царствие свое. Елисавета тотчас призвала его ко двору,
произвела его в бригадиры, и вскоре потом в генерал-маиоры и
в генерал-аншефы, пожаловала ему несколько деревень в
губерниях Псковской и Петербургской, в первой Зуево, Бор,
Петровское и другие, во второй Кобрино, Суйду и Таицы, также деревню
Раголу, близ Ревеля, в котором несколько времени был он обер-комендантом.
При Петре III вышел он в отставку и умер
философом (говорит его немецкий биограф) в 1781 году, на 93 году своей
жизни. Он написал было свои записки на французском языке, но
10 в припадке панического страха, коему был подвержен, велел их
при себе сжечь вместе с другими драгоценными бумагами.
В семейственной жизни прадед мой Ганибал так же был
несчастлив, как и прадед мой Пушкин. Первая жена его, красавица, родом
гречанка, родила ему белую дочь. Он с нею развелся и принудил
ее постричься в Тихинском монастыре, а дочь ее Поликсену
оставил при себе, дал ей тщательное воспитание, богатое приданое,
но никогда не пускал ее себе на глаза. Вторая жена его,
Христина Регина фон Шеберх, вышла за него в бытность его в Ревеле
обер-комендантом и родила ему множество черных детей обоего
20 пола.
Старший сын его, Иван Абрамович, столь же достоин
замечания, как и его отец. Он пошел в военную службу вопреки воле
родителя, отличился и, ползая на коленах, выпросил отцовское
прощение. Под Чесмою он распоряжал брандерами и был один
из тех, которые спаслись с корабля, взлетевшего на воздух.
В 1770 году он взял Наварин; в 1779 выстроил Херсон. Его
постановления доныне уважаются в полуденном краю России, где в
1821 году видел я стариков, живо еще хранивших его память. Он
поссорился с Потемкиным. Государыня оправдала Ганибала и
30 надела на него Александровскую ленту; но он оставил службу и с
тех пор жил по большей части в Суйде, уважаемый всеми
замечательными людьми славного века, между прочими Суворовым,
который при нем оставлял свои проказы, и которого принимал он
не завешивая зеркал и не наблюдая никаких тому подобных
церемоний.
Дед мой, Осип Абрамович (настоящее имя его было Януарий,
но прабабушка моя не согласилась звать его этим именем, трудным
для ее немецкого произношения: Шорн Шорт, говорила она,
делат мне шорни репят и дает им шертовск имя) — дед мой
40 служил во флоте и женился на Марье Алексеевне Пушкиной, дочери
314
тамбовского воеводы, родного брата деду отца моего
(который доводится внучатным братом моей матери). И сей брак был
несчастлив. Ревность жены и непостоянство мужа были причиною
неудовольствий и ссор, которые кончились разводом. Африканский
характер моего деда, пылкие страсти, соединенные с ужасным
легкомыслием, вовлекли его в удивительные заблуждения. Он
женился на другой жене, представя фальшивое свидетельство о
смерти первой. Бабушка принуждена была подать просьбу на имя
императрицы, которая с живостию вмешалась в это дело. Новый
10 брак деда моего объявлен был незаконным; бабушке моей
возвращена трехлетняя ее дочь, а дедушка послан на службу в
черноморской флот. 30 лет они жили розно. Дед мой умер в
<1807>1 году, в своей псковской деревне, от следствий
невоздержанной жизни. 11 лет после того бабушка скончалась в той же
деревне. Смерть соединила их. Они покоятся друг подле друга
в Святогорском монастыре.
<1830-е годы>